Понемногу уплетая «брауни», Жаклин смотрела, как я перелистывал наброски, сделанные за семестр. На них были университетские здания, интересные в смысле архитектуры, детали машин, пейзажи, привлекшие мое внимание лица. К тому моменту, когда мы дошли до ее портрета, который я набросал в дождливый день, она уже съела два печенья и принялась за третье.

Я посмотрел в потолок: «Спасибо за рецепт, дедушка. А теперь отвернись».

Я спросил Жаклин, не обижается ли она на меня за то, что я разглядывал ее, когда мы еще не были знакомы. Но она предположила, что тогда я смотрел на нее просто как на занятный объект для рисования. Один из многих.

– Даже не знаю, лучше мне или хуже от такого оправдания, – сказал я.

Жаклин откинулась мне на руку:

– Я уже не сержусь из-за того, что ты не сказал мне, кто ты такой. Я тогда подумала, ты мной играешь, – потому и разозлилась. Но потом увидела, что это не так. – Ее нежные пальцы дотронулись до моего лица, и простыня сползла вниз. – Я никогда тебя не боялась, – добавила Жаклин шепотом.

Отставив печенье, я посадил ее на колени лицом к себе. Пока я трогал и целовал ее грудь, а она накручивала на свои волшебные пальцы мои волосы и гладила мою кожу, мое тело снова проснулось.

– Достать… хм… – шепотом спросила Жаклин. Я кивнул. Она потянулась к тумбочке и вынула оттуда целлофановый квадратик. – Можно я… или это слишком…

– Боже мой, конечно, давай.

Впервые в жизни презерватив мне надевала девушка. Когда я почувствовал осторожное прохладное нажатие ее деловитых пальчиков, у меня появилось чувство, что это мне, а не ей не хватало опыта. Господи, до чего же мне это понравилось!

Глава 23

Лэндон

Найти работу с неполной занятостью оказалось труднее, чем я ожидал. Весь городок знал, что в самом недавнем прошлом против меня возбудили дело о нападении, поэтому менеджеры не дрались между собой за право платить мне зарплату.

Дойдя до грани отчаяния, я пришел в забегаловку, где хотел бы работать в последнюю очередь, но даже там услышал: «Можете заполнить эту анкету, но, честно говоря, мы сейчас не набираем персонал». А было уже почти лето – самая горячая пора для всех заведений и предприятий нашего курортного города. Посмотрев на управляющего в рубашке с коротким рукавом и полиэстеровом галстуке, я взял у него листок, прекрасно зная, что впустую потрачу пятнадцать минут. Никому я не был нужен.

– Эй, парень! Ты ведь сын Рэя? Внук Эдмонда?

Обернувшись, я увидел, что меня с прищуром изучал пожилой горожанин сварливого вида. Старожилы заглядывали сюда часто. Этот был ниже, но шире меня и щеголял в оранжевом комбинезоне, отличавшемся от арестантской робы только надписью «Хендриксон электрик» на груди. Стряхнув в мусорницу скомканные обертки и картонки со своего подноса, он снова повернулся ко мне, и я протянул ему руку:

– Да, сэр. Лэндон Максфилд.

От его рукопожатия у меня чуть не хрустнули кости.

– Дабья-дабья Хендриксон, – представился он, произнеся двойное «дабл-ю» своих инициалов на местный ленивый манер. – Ищешь работенку, да? В этом сортире тебе делать нечего. – С этими словами он покосился на менеджера. Тот побагровел. – Не обижайся, Билли.

Судя по всему, Билла Цукермана никто не называл Билли по меньшей мере лет двадцать. Он кашлянул и попытался согнать хмурую мину, но у него не получилось.

– Ничего, мистер Хендриксон.

– Гм. Давай-ка выйдем на минутку, Лэндон. Есть разговор. – Он указал на дверь, и я пошел за ним. – Ты ведь работаешь на отцовской лодке?

Подведя меня к своему грузовику, Хендриксон оперся локтем о кузов. Я кивнул:

– Да, сэр. Но через год с небольшим я планирую поступить в колледж. Мне нужен опыт работы и рекомендации.

– Хочешь драпануть из городишки, как твой папаша? – ухмыльнулся он, но тон показался мне беззлобным.

– Да, сэр. Хочу изучать инженерное дело.

Кустистые брови мистера Хендриксона поползли на лоб:

– Вот как! Что ж, это стоящее занятие. А то я никогда не мог взять в толк, на кой черт твоему папке столько лет корпеть над тем, что делают из воздуха. – (Я прикусил язык: лучше было и не пытаться объяснять старым работягам вроде мистера Хендриксона смысл экономического образования моего отца.) – Так я вот что хотел тебе сказать. Мне нужен новый помощник. Но ты, прежде чем соглашаться, пораскинь мозгами. Имей в виду, что, пока ты разберешься, какие провода можно трогать, а какие нельзя, тебя пару раз шибанет током. Я буду посылать тебя на грязные чердаки, где градусник зашкаливает, ты будешь потеть ведрами, а в зад и коленки будет втыкаться стекловолокно. Может, и живность какая по тебе пробежит. – Он почти беззвучно рассмеялся. – Мой прежний помощник проломил клиенту потолок, когда на него зашипел опоссум. Повезло: приземлился прямо посередке гостиной.

В чем заключалось везение, я не понял и вообще не знал, что говорить или спрашивать. Поэтому просто пробормотал:

– Э-э… Ясно.

– Плачу пару баксов сверх минимальной зарплаты. Не пить, не курить, хозяйских дочек не лапать – это я так, на всякий случай говорю, потому что ты вылитый папаша в молодости. Да и я сам был такой. – (К моему лицу прихлынула кровь.) – Ты, поди, разбираешься в компьютерах и во всем таком? – (Я кивнул.) – Хорошо. Поможешь мне перевести туда мои конторские книги. Вползем в двадцать первый век, пока он не кончился. В общем, такие дела. Ну, что думаешь?

«У меня есть работа», – подумал я.

– Итак, мистер Максфилд, вы перешли в выпускной класс. Должна признаться, я ожидала, что мы расстанемся гораздо раньше.

Я в упор посмотрел на директрису и мысленно проворчал: «А то я не заметил! Ты делала для этого все возможное». То, что она вызвала меня к себе в кабинет, чтобы поздравить с началом учебного года, не предвещало ничего хорошего. Она воображала себя выше всех, и в стенах нашей школы это было правдой.

«Девять месяцев, – твердил я себе. – Девять месяцев, и я уберусь отсюда. Не задержусь даже отряхнуть прах с ботинок».

Вслух я ничего не сказал и только ответил твердым взглядом на прищур глаз-бусинок. Ингрэм взяла листок бумаги с моим учебным планом:

– Вы, я вижу, решили изучать физику и математический анализ. – Она посмотрела поверх очков. – С вашей стороны это… амбициозно.

Поджатые губы, приподнятые брови, слегка опущенные веки – вся ее физиономия живо выражала скепсис насчет моей способности изменить свою жизнь, хотя я сделал первые шаги в этом направлении уже в конце предыдущего учебного года.

У меня чесались руки сбить с лица директрисы и эти очки, и эту презрительную гримасу.

Не ответив, я стал беззвучно повторять свою мантру – принципы тхеквондо, которые заучил прошлой весной, когда начал заниматься боевыми искусствами: учтивость, честность, настойчивость, самообладание, неколебимость духа. Все эти тесно связанные понятия сливались для меня воедино: стоило дать слабину в чем-то одном – и рушилось все. Кому нужна твоя честность, если ты не владеешь собой?

Итак, я сидел и молча ждал, когда Ингрэм изольет на меня весь свой яд.

Мое молчание ей не нравилось – это было более чем очевидно. Ее тонкие губы скривились:

– Насколько я понимаю, вам помогла сдать весенние экзамены одна из наших лучших учениц.

Перл.

Если не считать того дня, когда она пришла ко мне домой, чтобы проверить, нет ли у меня пневмоторакса, мы с ней почти не общались. Разве что обменивались фразами вроде «передай, пожалуйста, мою тетрадь». На уроке, в присутствии Мелоди.

Но однажды в библиотеке Перл Фрэнк тронула меня за руку и спросила:

– Лэндон, ты в порядке?

До конца года оставалось шесть недель, и за это время мне предстояло выучить все, что я пропустил за предыдущие тридцать, параллельно осваивая новый материал. Признаться в этом девушке, которая была лучшей подругой Мелоди, а заодно еще и самой толковой в нашем классе, я не хотел и потому лишь растерянно моргнул: