Едва я распечатал мой единственный презерватив, раздался еще один крик.

Черт бы побрал придурковатого братца этой Эмбер! Я увидел его у костра с косяком и большой банкой пива в лапах. Шатаясь, он ржал над чем-то с двумя другими парнями.

Моя девица застонала и прижалась ко мне. Сжимая в одной руке презерватив, а в другой – толстый хвостик мягких рыжих волос, я крикнул: «Эй, Томпсон!» Рик быстро огляделся и вернулся к прерванному разговору. «Черт! – пробормотал я и окликнул его еще раз: – Томпсон, придурок!» Он перешел на другую сторону костра, укрывшись от меня за высокими языками пламени.

– Ну чего ты орешь? – заныла рыжая.

Когда Эмбер закричала опять, ее голос прозвучал откуда-то издалека, и в нем уже совершенно отчетливо звучал страх. Но всем было на это насрать. Кроме меня.

Я встал, и теплое податливое тело девушки соскользнуло с моих колен. Я сунул ей в руки презерватив и усадил ее на бревно. Она тут же потянулась к завязкам на моих шортах: решила, что я предлагаю ей продуть меня перед трахом, и была к этому вполне готова.

Черт бы побрал эту ночь!

– Сейчас вернусь, – сказал я, крепко сжав ее плечи.

Она озадаченно заморгала и чуть скривила губы. Ее можно было понять. Даже обдолбанный, я прекрасно понимал, что в такой момент нельзя было ляпнуть ничего глупее.

Эмбер закричала в четвертый раз. Судя по всему, оттуда же, откуда кричала несколько секунд назад. Я развернулся и побежал. От костра, от девушки, которая была уже на все согласна. Мчась по темному пляжу, я проклинал Рика Томпсона и собственную совесть.

Когда мои глаза привыкли к почти полному мраку, я разглядел две фигуры. Они целовались. «Здорово! – подумал я. – Просто офигеть! Я бросил самую сексуальную девчонку из всех, кого повстречал за последние недели, и предпочел месить песок, а это просто сестренка Томпсона любит повизжать, когда обжимается с парнями». Но маленькая фигурка тотчас рванулась в сторону, а большая поймала ее и повалила на землю. Очередной вопль Эмбер означал не «Давай!», а «Отпусти!».

Я бросился вперед, выписывая на песке зигзаги: от выкуренного меня вело. Последнее, что я четко запомнил, выглядело так: левой рукой я поднял парня с земли, а правой двинул ему в челюсть. Когда кулак врезался в кость, я испытал будоражащую боль. Парень не упал, и я ударил его еще раз. Потом еще и еще – пока ярость, смешанная с эйфорией, не достигла своего апогея и не вырубила меня.

Я разбил себе костяшки. Все сосуды полопались. Раньше я и не знал, что так бывает. Кисть правой руки превратилась в сплошной разбухший синяк и страшно болела, но больше на мне не было ни царапины.

Зато мой противник получил сотрясение мозга, после которого несколько часов пролежал в состоянии, граничащем с коматозным. Я чуть его не убил. Чуть не убил, но не помнил, как это произошло.

А помнил я наручники. Заднее сиденье патрульной машины. Регистрацию в отделении. Провонявшую потом и мочой камеру, в которой я, слава богу, сидел один. Поскольку мне уже исполнилось семнадцать лет, меня привезли не в детскую комнату, а во взрослый обезьянник. От выкуренной марихуаны и адреналина, поступившего в кровь во время драки, я трясся и никак не мог остановиться.

Через какое-то время мне будто стрельнули в голову:

– Максфилд! – Это рявкнул полицейский. – За тебя внесли залог. Давай выметайся отсюда поживее, если, конечно, не хочешь остаться.

Поднявшись с лавки, я заковылял к выходу. Думал, что увижу отца. Он действительно пришел, но рядом с ним стоял Чарльз. Я и забыл, что Хеллеры проводили каникулы в нашем городке, потому что мы с ними почти не виделись: мне было не до них.

Домой я ехал на заднем сиденье машины Чарльза, за всю дорогу не издав ни звука. Все трое хранили гробовое молчание. Вместо того чтобы высадить нас у крыльца и вернуться в гостиницу, Хеллер зашел с нами в дом.

– Я в душ, – пробормотал я.

Никто не возразил.

Когда я включил воду, из-за тонкой, как картон, перегородки до меня донеслись обрывки разговора:

– Рэй, так ты его потеряешь. – Повисла пауза. Я затаил дыхание. – Ты мой друг, я тебя люблю и именно поэтому хочу сказать правду: ты давно пустил все на самотек. Синди умоляла отвести его к психотерапевту. Ты не захотел. Мы умоляли тебя не отрывать его от друзей, от нас, наконец. Ты не послушал и переехал на другой край страны. Раньше он учился в хорошей школе, а теперь… ему на все плевать. Это же не первая драка? А еще наркотики и наверняка алкоголь – куда без этого? Рэй, он хватается за все подряд, чтобы уйти от реальности, потому что именно так поступил и ты. – В ответ отец что-то пробормотал. – Знаю, но этого недостаточно. Ему нужна цель. Он должен понять, что чего-то стоит.

Еще одна пауза. Я сглотнул. В глазах защипало. Хеллер понизил голос, и продолжения разговора я не слышал. Через несколько минут я обернул вокруг бедер полотенце и прямиком прошлепал к себе, не глядя на отца с Чарльзом, сидевших за кухонным столом.

Закрывшись в своем чулане, я натянул трусы здоровой рукой, что отняло у меня в три раза больше времени, чем обычно. Чарльз Хеллер беспокоился обо мне. Это ничего не меняло, но все равно кое-что значило.

Цель. Он сказал, мне нужна цель. Наверное, придется бросить школу (я стиснул зубы при мысли о том, как обрадуется Ингрэм) и работать на лодке. Если меня не упекут в тюрьму. Я понимал, что означало освобождение под залог: меня выпустили только до суда.

Смешно получилось: я столько раз дрался, но сяду именно за ту драку, для которой у меня была веская причина. Если Эмбер откажется давать показания, мне кранты. Парень, которого я избил, был мажором из колледжа. Томпсон охренел от зелени, которой он его завалил: покупал все, что есть, и раздавал своим приятелям, как конфеты. У студентов, которые так одеваются и ездят на «рейнджроверах», водятся деньги не только на шмотки и тачки.

«Все вышло, как ты хотел, дедушка, – подумал я. – Лодка станет моим спасением. Моим будущим. Вкалывать на ней все-таки лучше, чем кончить тюрьмой». Я закрыл глаза. Тюрьмой… Черт побери, вот я и просрал свою жизнь.

Едва коснувшись головой подушки, я заснул.

Лукас

Когда Жаклин вошла в аудиторию, я не удержался и на секунду поймал ее взгляд. Она улыбнулась – осторожно и неуверенно. После минувшей ночи этому не стоило удивляться.

Проснувшись, я увидел, что она уже собралась уйти; я проводил ее до грузовичка и поцеловал на прощание. Глядя вслед удалявшимся фарам, я думал о скором окончании семестра. Когда я освобожусь от своих ассистентских обязанностей, я дам ей все, чего она пожелает. Я стану для нее тем, кто ей нужен, а потом отпущу ее.

Потому что люблю.

После лекции блондинка, которая пару месяцев назад интересовалась Кеннеди Муром, подошла ко мне и спросила, когда будет мой семинар. Как ее зовут, я не помнил. «В четверг, в обычное время», – сказал я, наблюдая за тем, как Жаклин складывала тетради в рюкзак и болтала со своим соседом Бенджамином. Он покосился на меня. Она закатила глаза и тоже взглянула в мою сторону.

Мне стало ясно, насколько этот парень осведомлен о наших отношениях, когда он, похлопав ресницами, пропищал: «Выбираю вопрос за двести баксов из категории „Горячие ассистенты преподавателей“» – и замурлыкал мелодию заставки известного телешоу. Жаклин, вспыхнув, проводила его взглядом вверх по лестнице. Перед выходом из аудитории он посмотрел на меня и ухмыльнулся.

Только когда мы оказались на улице, я заговорил:

– Этот парень… э-э… знает…

Я закусил лабрет. Жаклин ответила, что именно он и сказал ей, кто я такой:

– Он заметил, что мы… смотрим друг на друга, и спросил, хожу ли я на твои семинары.

Она пожала плечами, как будто такие мелочи ее нисколько не волновали. Хотя я мог представить этот разговор и то, каково ей было узнать, что Мур, из-за разрыва с которым она так переживала, оказался не последним, кто ей лгал.

– Жаклин, прости меня, – попросил я, понимая всю бессмысленность этих запоздалых извинений.