Я спросил, не нужно ли позвать к ней кого-нибудь. Может, соседку. Она покачала головой и просочилась в дверь, постаравшись не прикоснуться ко мне даже краем одежды. Еще одно подтверждение тому, насколько чужим я был.

Я смотрел, как она поднималась по лестнице, постукивая каблуками по плиткам. Блестящий раздвоенный «хвост» нелепо вихлялся, сама она словно одеревенела. Рожки давно потерялись.

– Джеки! – Я окликнул ее осторожно, чтобы не напугать. Она обернулась, взявшись за перила, и вопросительно на меня посмотрела. – Ты ни в чем не виновата.

Джеки закусила губу, сдерживая нахлынувшие чувства, и кивнула. А потом, перехватив перила, заспешила наверх. Я развернулся и вышел. В тот момент я даже не сомневался: эта короткая фраза – последнее, что мне суждено было сказать Джеки Уоллес.

Пожалуй, я выбрал правильные слова для прощания.

Глава 7

Лэндон

Бойс Уинн, с которым мы раньше сидели за столом для отверженных, стал моим наказанием. Правда, скажи я ему такое, он вряд ли бы понял и, скорее всего, приложил бы к обещанию размазать меня по стенке какое-нибудь ругательство. То есть сделал бы то же самое, что и в ответ на мое молчание.

Что бы ни утверждали взрослые, ты только подливаешь масла в огонь, отвечая на оскорбления словами, когда не можешь ударить: доставала видит, что сумел тебя задеть. Я не собирался развлекать Уинна словесной перепалкой. Директриса пообещала мне «нулевую толерантность», а он вполне мог осуществить ее угрозу насчет «пинка под зад», которым должно было сопровождаться мое отчисление. Этот угрюмый верзила постоянно отирался среди ребят из выпускного класса: они его терпели, потому что, по слухам, он приторговывал бухлом, наркотой и крадеными запчастями. Тем, кто был старше, Уинн не угрожал. Он гнобил только тех, кого считал мелкими и слабыми.

Например, меня.

Места в столовой не закреплялись за старшеклассниками. Заплатив за обед, нужно было очень быстро решить, куда сесть. Последствия неудачного выбора могли оказаться плачевными.

В плохую погоду изгои вроде меня ели за столиками во дворе, а в хорошую, наоборот, оставались в помещении, предоставляя греться на солнышке жлобам вроде Кларка Ричардса (младшего сына предпринимателя, которого мой дед ненавидел) и оторвам вроде его блондинистой подружки Мелоди Доувер.

Ненастные дни выдавались редко. Иногда, конечно, мог пойти дождь или град, порой поднимался сильный ветер или объявляли о возможном торнадо. Но чаще бывало тепло и солнечно, даже зимой. Поэтому обычно мне приходилось обедать в закрытом помещении. Я старался найти безопасное место в конце стола, где не было никого из компании Ричардса или Уинна.

Но если кому-нибудь хотелось поразвлечься, меня находили, несмотря на все мои ухищрения.

Пример первый. Чужой поднос с едой легко «задеть» так, что он перелетит через стол и шмякнется на пол, забрызгав все вокруг. Фокус проделывается с непроницаемым видом, не обязательно даже замедлять шаг.

Узнав это на собственном опыте, я начал брать вместо горячих блюд на подносе воду в бутылках и сомнительной свежести сэндвичи, завернутые в фольгу.

Пример второй. Не знаю, кто изобрел раздевалки со шкафчиками, но только идиоту придет в голову нагромоздить железобетонные конструкции в несколько рядов, которые заслоняют от учителя все, что происходит за ними. Однажды из моей ячейки пропали поношенные кеды и камуфляжные штаны. Я не настолько спятил, чтобы назвать имена воров. Поэтому тренер лишь предложил мне подыскать себе какую-нибудь одежонку в корзине с забытыми вещами. Несло из нее так, будто там кто-то умер и теперь разлагался.

На следующем уроке от меня в буквальном смысле несло дерьмом. Все девчонки морщили носы и пересаживались от меня подальше, а пацаны острили: «Ты воняешь, Максфилд! Скажи своему хозяину, чтобы почаще окатывал тебя из шланга!» – и так далее.

Дома я поспешно сбросил вонючие обноски и сжег их после того, как чуть не сварился под горячим душем.

Заняв у отца пять баксов, я попросил деда по новой сходить со мной в секонд-хенд. Там я откопал почти новые кроссовки, которые стоили семь долларов.

– Смотри, я знаю, где ты живешь, – сказал дедушка, протягивая мне недостающую двушку.

После этого случая я перестал переодеваться перед физкультурой. Тренер Питерсон объявлял мне выговоры, пока не плюнул, поняв, что это бессмысленно.

Уинна мне приходилось терпеть на трех предметах: физкультуре, географии и автомеханике.

– Марш мыть руки! – гаркнул мистер Сильва.

У него был громоподобный голос, заглушавший и шум моторов, и звяканье металлических инструментов, и музыку в стиле кантри, и разговоры, которые обычно сводились к следующим темам: 1) машины и их отдельные части; 2) девушки и их отдельные части.

Болтовня эта была сравнительно невинной, хотя все население городка во главе с мамашами моих одноклассников грозилось вымыть нам рты абразивным мылом, при помощи которого мы оттирали от рук машинное масло и копоть.

Я прекрасно понимал, что пацаны просто трепались, но иногда их слова казались мне не просто оборотами речи. Некоторые фразы звучали для меня напоминанием о том кошмаре, который я всячески старался забыть. Стоя в очереди к умывальнику, я сжал перепачканные руки в кулаки, когда услышал позади себя разговор с участием Уинна:

– Чувак, у нее буфера как арбузы!

Содрогнувшись от его гнусного мычания, я представил себе жест, который он при этом сделал.

– Да, я бы с ней перепихнулся, – оба друга загоготали, – да только она не дает.

– Пока не дает, Томпсон, пока. Я ее быстро научу.

Я пялился прямо перед собой. По краям поле зрения уже застилал туман.

– Ща-а-с! Жди! Да ты днем с огнем не отыщешь телку, которая с тобой переспит!

– А при чем тут, на фиг, день? Этим занимаются ночью, чувак! В темноте она будет умолять, чтобы я не останавливался!

Томпсон усмехнулся:

– Серьезно, братан, не такая уж она шебутная. На тебя точно не клюнет.

– Ну, тогда я ее изнасилую…

Не успев сообразить, что со мной происходит, я развернулся, и мой кулак впечатался в челюсть Бойса Уинна. Тот откинул голову и выпучил от неожиданности глаза. Я инстинктивно понял, что останавливаться поздно, но пацаны уже обступили нас, и их возбужденные крики «Бей! Вали его!» меня как будто парализовали. Уинн, наоборот, всем телом подался вперед, готовясь повалить меня на цементный пол.

Однако не успели мы шевельнуться, как между нами с Бойсом возник Сильва. Он схватил нас обоих за руки выше локтя и обездвижил.

– Какого черта вы творите, придурки?! Соревнуетесь, кого быстрей отчислят? – Я продолжал смотреть на Уинна, а он отвечал мне взглядом, в котором ясно читалось желание убить. Кровь тонкой струйкой текла из его разбитой губы. – Что тут у вас произошло, Уинн? – рявкнул Сильва, встряхнув Бойса со всей мощью, на какую способны разъяренные двести пятьдесят фунтов живого веса.

Уинн сощурился, не сводя с меня глаз, но, вместо того чтобы воспользоваться возможностью отомстить, пожал плечами, изображая равнодушие:

– Ничего, мистер Сильва. Все нормально.

Сильва перевел грозный взгляд на меня. Бойс медленно поднял свободную руку и вытер кровь тыльной стороной ладони. От избытка адреналина по мне пробежала дрожь.

– А ты что скажешь, Максфилд? Что это было? Отвечай!

Я покачал головой и повторил слова Уинна:

– Ничего. Все нормально.

Заскрежетав зубами, Сильва воззрился на потолок, как будто надеялся, что рифленые панели разверзнутся и оттуда высунется сам Господь Бог, который укажет, какой каре нас подвергнуть. Не дождавшись ответа свыше, учитель еще раз рванул меня и Бойса за руки, чуть не выдернув их из суставов.

– Никаких. Разборок. В моей. Мастерской. Вам ясно, мужчины? – Последнее слово Сильва произнес, как плюнул, дав понять, что считал нас кем угодно, только не мужчинами. Мы кивнули, но он не ослабил хватки. – Может, мне Баду рассказать?